Интервью

Интервью Дмитрия Опарина с Михаилом Членовым о по­левой работе на Чукотке и генеалоги­ческом методе фиксации систем терминов родства

Исследование системы родства
Расскажите, пожалуйста, об ис­следова­нии системы родства.
Принцип был такой: не допускать исполь­зования родной для исследователя тер­минологии при разговоре с информан­том. Нельзя спрашивать «Как на вашем языке будет “двоюродный брат”?». Это прием запрещенный. Для информанта надо составить его генеалогию. А потом уже спрашивать: «У вас там записана Рахтыңа, она кто вам?» «Рахтыңа мне такая-то». — «Ах вот как! А если бы вы ее увидели у входа в дом, вы ей могли бы сказать: “Укақ (жена любого кровного родственника на чаплинском эскимос­ском. — ДО), иди сюда”?»

Это называется генеалогическим мето­дом исследования систем терминологии родства. Ни в коем случае нельзя опери­ровать переводами, поэтому был разра­ботан особый метод.

Но в любом случае мы смотрим на схе­мы и видим, кто кому брат, сестра, двоюродный брат и так далее.
Правильно. Но дело в том, что, если мы говорим не о чисто лингвистическом явлении, а все-таки об элементе куль­турно-антропологическом и если видим, что такой-то является информанту трою­родным братом, для нас важна не столь­ко сама биологическая связь между дву­мя людьми, сколько ее осмысление в данной культуре. Осмысление дается в виде классов родства. То есть если есть термин, он обозначает определенное ко­личество отношений родства. Вот в рус­ском языке есть понятие «троюродный брат», а в большинстве языков такого понятия нет. С другой стороны, в русском существуют исчезнувшие классы. К при­меру, две женщины, которые связаны тем, что их мужья — братья между собой, кем они приходятся друг другу?

Свояки?
Женщины — свояки?

Свояченицы.
Это сестра жены. А то, что я описал, — это ятровь, ятровка. Исчез этот класс родства. Мы видим, что русская система родства на наших глазах переживает колоссальные изменения. Спроси́те, кто такие шурин и деверь: подавляющее большинство не ответит. Эти термины ушли. Ушли куда? Отношения-то родства есть. У нас есть реальные связи такого типа, они вполне могут быть. Осталась описательная форма — «брат мужа». По­чему? Потому что брат мужа перестал выполнять определенные родственно-социальные функции. Соответственно, класс родства исчезает.

Когда мы записываем чаплинскую систе­му, вы вряд ли сможете ее записать, она очень сложная, она приведена в ряде моих работ в более серьез­ном виде. И конечно, эта чаплинская сис­тема родства сегодня в лучшем случае есть у тех, кто помнит эти слова, она про­сто является переводной с русского. Сис­тема уже русская, термины могут быть эскимосскими, но система уже русская.

«Как же у нас “двоюродный брат” будет? Аталгун, наверное! Ну, запиши». На самом деле аталгун — это определенный класс родства, который не равен двоюродному брату и который был реально важным функционирующим элемен­том соци­ально-родственных отношений. Понятие «двоюродный брат», принятое в русском языке, охватывает такие эскимосские слова, как аталгун, аґналгун, илуґак. Аталгун — это патрилатеральный орто-кузен (сын или дочь братьев отца), аґналгун — дети сестры матери, илуґак — дети брата матери или дети сестры отца. В русском — это все двоюродные братья или сестры.

Получается, вы спрашивали информантов: «Кто тебе Рахтыңа?»

Да, я все это записывал. Я вначале сос­тавил список — имя и отношения род­ства, а уже потом приходил второй раз и говорил: «Так, ты как бы ее назвал?»

Этих людей можно по-разному назвать, но схема сделана в очень европейском представлении о родстве.
Разумеется. Схема фиксирует не классы родства, не систему терминов, а отноше­ния родства. Они универсальны для всех людей. Все люди производят детей, име­ют родителей и сиблингов, вступают в брачные отношения. Она универсальна, так как не привязана к конкретной куль­туре. В ней могут быть культурные вещи, например обмен сестрами, как мы видим из этой схемы, но ничего больше. Схема универсальна, но дальше с ней вы уже можете работать.

То есть речь о том, что значит конкрет­ный родственник для какого-либо че­ловека с позиций не лингвистики, но вы­полняемой функции?
Ну конечно! Что значит этот родственник социокультурно.

И вообще является ли он родствен­ни­ком. Может быть, двоюродный брат не считается?
Супруги сиблингов родителей — жена дяди например — не входят ни в какой класс родства. Сам дядя — важный эле­мент. Понятия «дядя» нет — есть мате­ринская, отцовская сторона. А вот тетя, которая, казалось бы, у нас есть (брат отца, и у него есть жена — это для меня тетя), не терминологизируется у эскимо­сов. И можно размышлять почему. Это один из способов. Дальше, в чаплинсrой системе родства играл роль пол эго. Не только пол альтера, но и пол эго.

‍

То есть?
Важно не только, какого пола родствен­ник, но и какого пола ты. От этого зави­сит, как ты будешь называть родствен­ника или родственницу. Сакиґақ — брат жены для мужчины. Саки — сестра мужа для женщины. Одно слово — это жена брата мужа (ңурниґуқ), а другое — муж сестры жены (нулихкалгун). Аги — это супруг сиблинга эго. Если этот супруг другого пола, чем эго, это будет одно слово. А если они одного пола — другое. Или совсем просто. Старший сиблинг мужского пола для эго мужского пола — аныңак. А любой сиблинг женского пола для эго муж­ско­го пола — найяқ. Старший сиблинг женского пола — акақ. А сиблинг мужского для женского эго — кугық. Младшие сиблинги одного пола с эго — другое слово (уйґақ). Семь разных слов вместо двух слов по-русски (брат и сес­тра). Соответ­ственно, из этого тоже мож­но делать или не делать определенные выводы — уже в социоантропологичес­ком смысле. Там довольно много всего этого: удивительно сложная система! Причем с чаплинской системой я разоб­рался. У меня были информанты, которые знали ее прекрасно.

С чаплинской разобрался, а с науканской уже не смог. Науканская в том виде, в ка­ком я ее описал, выглядит какой-то не­сис­темной. Причем в этой несистем­ности мне видны отчасти и структурные момен­ты — она явно была другая, — отчасти по­тому, что она уже выходила из употребле­ния.

Мне писали потом и по почте присылали информацию. Девочки-науанки начали по моей методике опрашивать своих стар­ших родственников, но система не полу­чается! Структура уже сломана.

Источники
Каков источник ваших генеалогических схем?
Исключительно устные опросы.

А ЗАГСы?
ЗАГСы — безусловно. ЗАГСы взял я.

ЗАГС Провиденский?
Да, а еще Лаврентьевский и Анадырский.

Что давала информация из ЗАГСа?
Информация из ЗАГСа начинается в кон­це 1920-х — случайные записи, реально — с 1930-х, по-моему, с середины. Может быть, с первой половины. Записи из ЗАГСов у меня все есть, скопированы, но не обработаны толком. Это огромный материал, и он весь есть. То есть все, что когда-либо было написано в ЗАГСах об эскимосах на территории Чукотки, у меня есть.

В каком виде?
В виде от руки мною написанной копии, но я скопировал практически всех. Что касается Сиреников и Авана, это у Круп­ника есть. Просто мы садились, и иногда копировал я, иногда — кто-то из моих спутников. Мы приходили в ЗАГС и копи­ровали, то есть записи есть полные вплоть до 1970-х.

‍

Что дает ЗАГС для ваших схем?
Во-первых, это уточнение схем, это до­полнение к схемам и, безусловно, какие-то связи брачные. Понимаете, когда эски­мосы начали оформлять отношения по со­вет­ским правилам, они плохо пред­ставляли, что такое фиксация регистра­ции в ЗАГСе. То есть бывали случаи, не самые частые: девчонки, которые привыкли повстречаться с этим, повстре­чаться с тем, они, когда узнали, что надо регистри­роваться, каждый раз перед тем, как вступить в близость, шли и записы­вались, а потом, через пару месяцев, со следующим — и так далее.

Уже позднее пришло осознание, что брак — это институт, который надо как-то фиксировать. Удивительно отсутствие брачной обрядности у эскимосов. По край­ней мере у азиатских: не знаю, что творится с другими. Эскимосы стоят особня­ком среди этнографических групп.

О годах жизни тоже информация по боль­шей части из ЗАГСов. О живых людях и недавно умерших еще одним источ­ником стали похозяйственные списки сель­советов.

Методика создания генеалогических схем
Расскажите, пожалуйста, о методике создания ваших генеалогических схем.
Вначале, если мы посмотрим на мои полевые тетради, у меня имеется запись. Я писал просто родственника, просил: «Расскажи, как звали твоего отца». Атата, допустим. У него братья-сестры были? Были. Дальше я пишу у себя в тетради имя и после имени сразу пишу формулу, которая выражает отношения родства. Фор­му­ла по системе Юрия Левина — довольно сложная. Хотя на самом деле не особо сложная — просто надо привык­нуть.

Например, двоюродный брат и двоюрод­ный сиблинг будут изображаться опре­деленной ДДРР-формулой. Неспециалист не поймет, что это значит, а я — пойму. И так вы дойдете до любого отношения родства. Любые отношения можно обо­значить формулой с тремя знаками: «Д», «Р», «С», где «Д» — дитя, «Р» — роди­тели, «С» — супруг. Этим знакам дается обо­значение пола («Ж» и «М»). У меня мно­жество списков. Я поговорил с какой-нибудь Рультыңой и записал всех род­ственников, которых она помнит. Я запи­сывал их рассказ, и она не только пере­числяла родственников, но и как-то их характеризовала.

Потом я приходил снова и спрашивал: «Рультыңа — кем она тебе приходится?» У меня уже записано ее отношение род­ства, но мне интересен класс родства. «Кем она приходится, как бы ты ее наз­вал(а)?» И дальше я пишу термин. И уже потом на основании этих схем, где име­ются отношения родства, имя и термин, я рисовал собственно генеалогическую схему.

Повторюсь, моей задачей было зафикси­ровать систему родства. И я хорошо умел это делать. Сами эскимосы меня тогда совсем не интересовали. Я не понимал, что это такое, но видел, что это интерес­ное общество и я не зря приехал. Вооб­ще, в 1978–1979 годы, например, я бы уже не смог записать эту систему родства. Слова какие-то отдельные смог бы. Она расплывалась просто мгновенно, когда эскимосы начали мыслить русским язы­ком. А значит, структура уходила.

Как вы выбирали, как писать имена?
Во-первых, я писал схемы на протяжении многих лет. Когда я начинал, я вообще не понимал, что это такое, и писал, как слышал. Потом я понемножечку стал по­нимать, что есть какие-то фонетичес­кие правила, и эти правила постепенно внед­рялись. Вы сами, наверное, видели — я пи­шу «Хтыкак». Уже потом, через много лет, я понимаю, что не бывает сочетания «хт» в эскимосском языке в начале — это «Ыхтыкак» должно быть написано.

Кто-то редактировал ваши схемы?
Написание имен — Людмила Айнана. Потом еще были люди, которые вносили правку.

Айнана смотрела эти схемы?
Не все. Клан лякаґмит она смотрела. Я не уверен, что она исправляла все, по­скольку большую схему, где представ­лены все 10–12 линиджей, я ей, по-моему, уже не показывал… Но до этого показы­вал отдельные схемы, с ней консульти­ровался. Были и другие, кто вносил прав­ку: скажем, Пиврана правил материалы по селу Кивак.

Вы начали с Нового Чаплино?
Начал я с Сиреников, потом переехал в Нунямо к науканцам, а после — в Новое Чаплино.

В Новом Чаплино больше всего работы было?
Да. Она была наиболее успешной.

Почему более успешной, чем в Нунямо?
Потому что науканцы, видимо, уже уте­ряли сознание этой структуры, а в Чап­лино она была еще жива. Науканцев рас­пределили по разным селам, а все уназиґмит переехали в свое собственное новое село.

А в Уэлькале? Вы там тоже делали схемы.
Почти ничего не было в Уэлькале. Я уже представлял себе, что такое чаплинская система, причем гораздо лучше, чем сами эскимосы. Я делал записи в Уэлькале, но вскоре понял, что информанты очень слабые.

Вы могли понять систему родства, не создавая схемы на всех эскимосов Нового Чаплино. Зачем же вы сделали эти схемы?
Постепенно я понял, что создание схем очень важно. Во-первых, по­тому что схе­мы наглядны. Во-вторых, их можно пока­зывать са­мим эскимосам: они схватывают и проявляют определенный инте­рес. В-третьих, если вы записываете только терминологию родства, вы упускаете множество моментов в области брачной антропологии, скажем так.

Следы старой системы родства и ее тран­сформация

Насчет последнего… Можете привести пример?
Например, удалось выяснить примени­тельно к азиатским эскимосам, что у них есть то, что отсутствует у всех других эскимосских групп, — обмен сестрами.

Обмен сестрами когда происходит?
Я беру твою сестру в жены, а ты жени­шься на моей сестре. Генеалогические схе­мы помогали понять устройство этого общества, а социальное устройство, ко­то­рое меня и заинтересовало, базирова­лось на отношениях родства. Не только на терминологии родства, не только на классах… Зная классы родства, пос­тепен­но приходишь к тому, как это мыс­лится. Схемы хорошо дополняют одна другую, и в какой-то момент начинаешь понимать, как эти связи работали. И еще: схемы позволяют увидеть, что тради­ционная система существовала примерно до 1910-х, а потом она начала распол­заться и ломаться.

Традиционная брачная система?

Брачная и не только — вообще система родственных связей. Kinship. Это очень сложная штука, особенно для беспись­менных обществ.

Вы брали всех, доходили до детей? Или детей вы записывали редко?

Редко, поскольку они у меня были в похо­зяйственных списках. Я думал, что всег­да смогу их добавить, если надо будет.

Сегодня вся социальная организация эскимосов, которая сама по себе инте­ресна, безусловно, не базируется только на родстве. Это общество — часть более широкого общества, российского, совет­ского, как ни назовите. И само по себе достаточно интересно, как развивается социальная организация эскимосов. И заметно, что она эволюционировала за последние 30 лет, видимо, достаточно серьезно.

Если же мы пытаемся восстановить тра­диционную социальную систему, мы обна­ру­живаем, что не было ничего кроме родства. Это, конечно, не совсем точная информация, поскольку — мы это назвали с Крупником контактно-традиционным обществом — контакт начинается с XVII века. Вначале казаки и прочие, которые не доходили [до побережья], потом — американцы, китобои и так далее. И вот тут выясняется, что это сложно. Конечно, чисто традиционное к этому времени уже эволюционировало. Как? Собственно, именно это я и пытался выяснить, сос­тав­ляя вначале систему терминов род­ства, то есть выясняя классы родства. Класс родства — это родственная группа, которую ты воспринимаешь как таковую и с которой есть определенные правила общения.

Что вы хотели делать с этими схемами — доработать?
Да! У меня была такая идея. Схема — технически удобная форма презентации материала. Я начал рисовать схемы, пото­му что хотел понять эволюцию клановой эндогамии — это вообще удивительная вещь сама по себе, нечасто встречающа­яся в обществах такого рода! Клановая эндогамия нелепа с точки зрения клас­сической этнографии. Больше всего мы встречаемся с экзогамными кланами.

В клане лякаґмит более десяти линиджей.
Они почти все пересекаются друг с дру­гом. Брачные связи, безусловно, между ними частые — и чем раньше, тем чаще. Одной (но не единственной) из моих задач было продемонстрировать, как разрушается внутриклановая эндогамия на протяжении XX века: как начинают смешиваться большие кланы, которые могли себе позволить быть эндогамными. В начале XX века заметна разница между разными кланами, разными поселками, но в целом принцип один — внутрикла­новая эндогамия.

В книге «Yupik Transitions» вы и Крупник пишете, что эндогамия была предпочтительна. И в маленьких кланах не было никакой эндогамии.
Ну правильно. Поди сделай! Она, без­условно, предпочтительна, и мы видим это отчасти по записанным нами интер­вью. Ну да, «наши всегда считали, что это [вступать в брак с представителями свое­го клана] хорошо», к примеру.

Мои генеалогические схемы позволяют достаточно быстро и полно увидеть, как эндогамия со временем расползается, уходит в небытие. Вот мы берем самый конец XIX века и начало XX века и выяс­няем, что большинство брачных связей — одноклановые. А потом это начинает разрушаться.

Схема — это удобная форма презентации для выяснения характера динамики kinship.

Понятно. Когда вы работали в 1970-е, было важно, кто из какого клана?
Расползалась, размывалась эта социаль­ная организация уже, но в целом ее еще хорошо помнили, особенно старшее поколение.